Все мы — Михалковы
Правда ли, что Егор Кончаловский занят бизнесом по производству консервов? Какие у него отношения с дядей Никитой? И почему у Егора в паспорте записаны другая фамилия и другое имя? Все эти и многие другие вопросы волновали читателей “МК”, пришедших в чат нашей газеты, чтобы пообщаться с режиссером Кончаловским-мл., представителем самой кинематографической династии. Не обошлось и без философских вопросов о бытии, сознании и даже строительстве “Блиндоналдса”… А после чата мы попросили Егора ответить на многочисленные вопросы читателей, присланные на наш электоронный адрес kino@mk.ru. Из этих двух частей и сложилась беседа. “Антикиллер-2” я снимал не для скинхедов” Львенок: Что вы сейчас снимаете? Егор Кончаловский: Фильм называется “Консервы”. Так называли людей, которых брали с собой при побеге из тюрьмы, чтобы съесть в пути. Такое людоедство действительно было в ГУЛАГовские годы. Но у меня это метафора. Львенок: И когда ожидается выход фильма? Егор Кончаловский: Завершу картину к началу сентября. Она будет в двух форматах: киношный и четыре серии для ТВ. Премьера, надеюсь, в октябре. Шариков: Правда, что вы собираетесь снимать сериал по Булгакову? Егор Кончаловский: У меня есть сценарий по ранним произведениям Булгакова. Шли длительные разговоры с Министерством культуры, но финансирование что-то запаздывает. Зелюк: Не пора ли снимать кино без трупов и братков? Егор Кончаловский: Увы, то, что мне предлагают, часто связано с экшном. Видимо, такая у меня сложилась репутация. Но я хочу снять исторический фильм, идиотскую комедию, фильм о моей службе в армии, сериал о немецком художнике Возрождения Альбрехте Дюрере. Мурзик: Я приверженец авторского кино. От компьютерных эффектов мне дурно. Егор Кончаловский: Согласен. Избыточность компьютерных эффектов сам не люблю. Но иногда приходится их использовать. Авторское кино — это замечательно. Но не всем дано его делать. Не уверен, что моих способностей хватит для того, чтобы снять что-то “авторское”. Арт-хауз существует, если есть мощная коммерческая индустрия кино, как, например, в не очень мною любимых США. Таня: А за что не любите США? Егор Кончаловский: Киберпространства не хватит, чтобы перечислить причины. Если кратко: за доктрину Аллена Даллеса. m…_w…: А режиссеры осознают свою ответственность за формирование мироощущения людей или кассовость — главное? Егор Кончаловский: Сознавать ответственность недостаточно, надо обладать инструментами, чтобы понимать, когда ты эту ответственность превышаешь. Это сложно. Например, “Антикиллер-2” я снимал с абсолютно антискинхедовской позиции. А фильм стал культовым у тех же скинхедов. Значит, я допустил ошибку, сознавая свою ответственность. ГЛ@МУР: Что бы хотели изменить в нашем кинематографе? Егор Кончаловский: Я бы хотел уменьшить гонорары актеров, стоимость аренды павильонов, погодные условия в России, очень часто — продюсеров, увеличить гонорар режиссера и еще хотелось бы, чтобы мелкие рестораторы пореже впадали в заблуждение, что они крупные продюсеры. Uran: По телевизору видел Михалкова с необычно запущенной прической. Егор Кончаловский: Видели бы вы меня сейчас!.. Думаю, что Никита Сергеевич работает над ролью. А может быть, у него романтический период. Пилигрим: Давно не видно вашей матушки Натальи Аринбасаровой. Егор Кончаловский: Только что видел ее. Сейчас она едет ко мне, встречаться с внучкой. А вообще она много снимается в Казахстане. Иногда у меня. Веста: Как вас ласково называют дома? Егор Кончаловский: Хозяин. Анонимка: Говорят, что вы очень требовательны к близким людям. А к себе? Егор Кончаловский: Естественно, к себе я совершенно нестрог. Это несправедливо, но раз возможно — значит, так тому и быть. Венеция: Слышала, с вами произошло что-то мистическое в Венеции. Егор Кончаловский: Однажды мне показалось, что я видел смерть. Будучи человеком смелым, тотчас убежал. Но, может, это была просто заблудившаяся старушка, выпившая граппы. Галина: В Питере хотят построить фастфуд “Блиндоналдс”. Весь город — против, чиновники — за. А вы? Егор Кончаловский: У нас появляется определенное пространство для бурной деятельности антиглобалистов. Кстати, в одном из моих сценариев статуя Мухиной “Рабочий и колхозница” падала и разрубала пополам один из таких ресторанов. ГЛ@МУР: Чем снимаете стресс? Егор Кончаловский: Чистка ботинок, просмотр мультфильмов с моей дочкой Машей, баня, плавание, водка. “Я помогал отцу на съемках. А вот дядя меня не звал” — В “Консервах” журналиста съедают. Не любите журналистов? — Вы провоцируете на раскрытие секретов сценария. Его не съедают. Наоборот, журналист показан интересной и сильной личностью, вроде Дмитрия Холодова. Герой занимался серьезными расследованиями в области армии и политики, которые повлекли за собой опасность для жизни. А к журналистам нормально отношусь, я кинокритиков не люблю. — Как вам работается со звездами на съемочной площадке? — Я всегда открыт для диалога с артистами или продюсерами и не вижу вреда, когда они предлагают какие-то свои идеи. К тому же я хитрый и всегда могу убедить. — А если вдруг как с Евгением Мироновым на “Побеге”, когда он общался со всеми только на площадке, а после съемок уходил к себе в вагончик. Трудно ли было работать в такой обстановке? — У Миронова я многому научился. И главное, впервые работал с артистом такого уровня. Как раз вот эта его замкнутость и серьезность пошли на благо картине. Потому что другие артисты тоже начали тянуться к планке, задаваемой Мироновым. Поэтому я считал, пусть он лучше идет в свой трейлер, чем хихикает с коллективом и снимается между делом. — Как относитесь к тому, что старшее поколение Михалковых не слишком лестно отзывается о ваших картинах? — Ну а что? Переубеждать — занятие неблагодарное. Надо делать свое дело. Я уважаю отца с дядей. Мне тоже какие-то их фильмы нравятся, к каким-то отношусь спокойно. Был момент, когда папе не понравился мой кинодебют “Затворник”, вот тогда я расстроился. Но с того момента прошло много времени, и у меня выработался иммунитет. Невозможно же нравиться всем. Я, в общем, считаю, что мои картины не так плохи, как о них пишут. — Когда вы делали первые шаги в кинематографе, возникало ли желание попроситься вторым режиссером к отцу или дяде? — А я помогал отцу на “Ближнем круге”, “Танго и Кэш”, “Гомере и Эдди”. Я тогда еще был студентом и совмещал съемки с учебой в Англии. Особенно интересно работалось на “Танго и Кэш”. И мне было полезно увидеть масштаб кинопроизводства в такой крупной картине. После возвращения из Англии начал свою самостоятельную карьеру: сначала в рекламе, потом замахнулся на кино. Тогда уже было поздновато для должности ассистента. С дядей не приходилось работать — у него свои дети для ассистирования. (Смеется.) — Говорят, вы по паспорту не Егор, а Георгий? — Да. А настоящая фамилия у меня не Кончаловский, а Михалков. Мы все Михалковы. И отец не Андрон, а Андрей. Мне Георгий меньше нравится. Егором меня называли бабушка и мама. А Кончаловский ко мне потом приклеилось как к сыну своего отца. Папа в свое время взял эту фамилию, чтобы подписать один каннский фильм. Поскольку дед был депутатом Верховного Совета, а отец собирался за границу, и, чтобы не светить фамилию Михалков, он взял псевдоним Кончаловский. — Говорят, в армии вы оказались благодаря Михалкову. Не обидело ли вас, что Артема, своего младшего сына, он в армию не отправил? — Нет, не обидно. Да и попал я туда не из-за дяди. Я собирался в Англию на учебу и не хотел, чтобы загребли. А Никита Сергеевич утверждал, что мужчине надо обязательно идти в армию. Однако его отношение к этому вопросу кардинально изменилось очень быстро. — А своего сына вы бы отправили в армию? — В ту армию, в которой можно заболеть туберкулезом или умереть от воспаления легких, когда тебя в мороз выгоняют на плац без зимней одежды, вряд ли. Если бы это была нормальная армия, отправил бы. Или приложил усилия, чтобы ребенок попал в правильную часть, например, под крыло Театра Российской армии. Если рассуждать глобально, каждый мужчина должен пройти это. — Сами-то где служили? При “Мосфильме”? — Можно и так сказать. В Алабинском 11-м отдельном кавалерийском полку. Мы часто со своими лошадьми снимались в фильмах про войну. Считается, что наш полк блатной. Только в том смысле, что туда было трудно попасть и базировался он под Москвой. Но служба там трудная. Во-первых, с лошадью не так легко обращаться, как кажется. Лошадь же не танк и не грузовик — помыл и забыл. А живое существо, с характером и памятью. Если ты ее обидел, может отомстить. Причем неожиданно. Во-вторых, в нашем полку существовало много этнических группировок. Это создавало почву для конфликтов. В мой армейский период была очень мощная северокавказская и украинская группировки. Всякое бывало. Словом, в нашем “блатном” полку служилось не легче, чем где-нибудь еще. — У вас подрастает дочка Маша. У вашего отца тоже дочь Маша. Не боитесь конкуренции, когда девочки вырастут? — Конкуренция — неплохая вещь. Если бы я ее боялся, то никогда бы не стал режиссером. — Вы говорили, что обижались на отца, мало уделявшего вам времени. Повторяете его ошибку? — Я не жаловался и не обижался. Просто констатировал факт. Но не считаю себя обделенным. Мы в разных ситуациях. Когда я был маленьким, родители развелись. А я свою дочь вижу каждый день, мы же вместе живем. — Жену снимаете в своих фильмах. А когда увидим на экранах вашу дочь? — Маша уже снялась у моей сестры Кати Двигубской. Дальше посмотрим, пусть подрастет. Любу снимаю потому, что она талантливая актриса. Например, в “Консервах” утвердил другую актрису, но та оказалась беременной. А продюсеры поинтересовались, не могла бы сыграть Люба. В “Антикиллере-2” она снялась потому, что играла в предыдущем. А в первой части мы просто придумали для нее эпизод. Люба тогда была беременной, и было интересно снять ее в этот момент. Хотя поначалу ее снимал, чтобы помочь Любе. И получилось — она стала популярной. — В семье вы называете себя тираном. А интервью, которые дает Люба, вы визируете? — Нет. Я никогда не вмешиваюсь в ее работу. — Значит, контролируете ее только по дому? — Я преувеличил, называя себя хозяином. Но у меня привычка к порядку. Это не паранойя. Я так устроен. — Какой у вас самый памятный подарок в жизни? — Сложно сказать. Когда речь заходит о презентах, мне сразу вспоминается подарок деду от узбеков. Они подарили ему коврик с вышивкой его лица посередине. Он обрадовался, повесил его у себя в комнате. Однажды к нему зашел отец, увидел подарок и стал смеяться. Оказалось, это не просто коврик, а седло на осла, а вышитое лицо как раз приходится на заднее место, если его постелить на животное. Дед тоже повеселился, но не помню, снял он его со стены или нет. Лариса РЕЗНИКОВА
