Руперт Эверетт: Россия меня перевернула
Английский актер Руперт Эверетт снялся более чем в 50 ролях («Лучший друг», «Как важно быть серьезным», «Готовое платье», «Убить короля», «Идеальный муж», «Влюбленный Шекспир»), но по-настоящему звездный час в России у него начался на прошлой неделе: он сыграл Григория Мелехова в «Тихом Доне», который стартовал на Первом канале. «Огонек» попросил Руперта ЭВЕРЕТТА вспомнить детали съемок почти 14-летней давности.
— Два года назад вы снялись в шпионском фильме «Иная лояльность». Все критики отметили тогда, что по сценарию в 60-е годы ваш герой стоял у окна, в котором виднелся кусочек храма Христа Спасителя, который был снесен за 30 лет до того… Но это дело объяснимое — формальное несоответствие. А как насчет принципиальной разницы природы, менталитетов донского казака в «Тихом Доне» и английского аристократа?
— О, за этот храм Христа Спасителя в «Иной реальности» я буду, видимо, всю жизнь расплачиваться… Мы действительно снимали в Москве, квартиру в Доме на набережной, и режиссер… видимо, не понял, что храм был восстановлен недавно, а тогда, в 60-е, его не было. А вот по поводу роли Григория Мелехова… Вероятно, это было самое странное предложение в моей актерской карьере. И кажется, даже сам Сергей Бондарчук поначалу не понимал, как это получилось (одним из условий договора с итальянскими продюсером фильма было участие зарубежных звезд, способных обеспечить широкий прокат на Западе). Между мной и героем Шолохова действительно нет ничего общего — так мне казалось тогда. Потом я все же подумал, что кое-что есть: например, мой отец тоже был военным, а я в соответствии с британской аристократической традицией рано расстался с детством: в семь лет меня отдали в интернат при монастыре, к монахам-бенедиктинцам… Благодаря чему я получил энергичное, жесткое религиозное образование. На Дону тоже суровое воспитание с детства. Но все равно я приблизился к этой роли в несколько старомодном виде. При том, что жизнь во время съемок была очень веселая, мы беспрерывно хохотали.
— Так совпало, что у Шолохова речь идет о распаде России, о революции, а съемки фильма происходили сразу после распада СССР… Вы думали об этом совпадении?
— Россия — а тогда я увидел ее впервые — меня перевернула. Это была как обратная сторона Луны. Я понял, что есть другая жизнь.
До середины 90-х в Европе, в общем, почти не слышали русского языка, ничего не знали о русских людях. Я вообще-то согласился на съемки только потому, что мне нравятся авантюры, а мне предстояло удивительное приключение — застать распад огромной империи. Мне хотелось это увидеть. Я угодил в самый конец истории. На ее слом. Представьте, на киностудии «Мосфильм», в соседнем павильоне с нами, еще заканчивали съемки фильма о Ленине, которые длились семь лет. И над этим тогда уже все смеялись.
— Стало уже общим местом для иностранных актеров рассказывать об ужасах советского быта. Вы все же в первую очередь испытывали физические неудобства или моральные?
— Да, и физические, конечно. Это был, прямо скажем, не Голливуд. В 91-м году в Москве были серьезные перебои с водой, не было стирального порошка. Помню пожар в гостинице, где я жил. На земле лежал забытый кем-то в суматохе матрас. Он потом еще долго лежал: сначала его засыпало листьями, потом снегом… Он был почти как я. Ха-ха. Я довольно много, больше года, прожил в московской квартире. Тогда в Москве не было ни дискотек, ни такого обилия ресторанов… В станице Вешенской, куда у нас было три экспедиции, в то время люди просто голодали. На Дону я жил в настоящем деревенском доме, хозяйку звали Диной… У нас был специальный поезд, который так и назывался — «Тихий Дон». Бондарчук, кажется, специально придумал повезти нас через всю Россию, чтобы мы ее чуть-чуть почувствовали… Нас кормили в дороге остывшим обедом, но всегда с водкой. И там официанткой работала женщина, которая стала для меня в своем роде образом России: у нее не было передних зубов, но были огромные, длинные, идеально накрашенные ногти. Я этого никогда не забуду.
— И что вы поняли о России?
— Я понял главную, как мне кажется, черту русских: быстрая, неконтролируемая смена настроения. Человек временами то счастлив безмерно, то спустя какое-то время впадает в полную обреченность. Подъем — спад. Я и сам под конец командировки в Россию начал страдать неконтролируемыми приступами меланхолии и эйфории. Это для вас проблема, но и культурная черта, особенность.
— Обстоятельства заставили вас прочесть один из главных русских романов. Кто такой, на ваш взгляд, Григорий Мелехов? Вы вообще обсуждали роман с Бондарчуком?
— Во время съемок у нас часто возникали дискуссии по поводу фильма. Бондарчук часто хотел что-то объяснить, это перерастало в долгий, обстоятельный разговор. Благодаря этим разговорам я имел счастье близко общаться с Сергеем Бондарчуком, его женой.
Бондарчук был чрезвычайно темпераментным человеком.
Иногда жестким, а иной раз очень обаятельным. Я прочитал «Тихий Дон», и не один раз. Мне Григорий не казался романтическим героем — в отличие от многих, с кем я общался. Скорее он был такой… странный парень. В нем была скрытая пропасть. В этом и заключается его парадоксальная красота. Во всем фильме есть что-то преувеличенно русское, немного сувенирное. Как ни странно, именно так в мире и воспринимают русскую красоту, синонимом которой является преувеличение всего: чувств, слов, человека.
Михаил СЕРАФИМОВ
